Труп (Тело)
Автор: Стивен Кинг
Жанр: повесть
Год написания:впервые изданная в 1982 году в составе сборника «Четыре сезона».
Подзаголовок этой повести в сборнике: «Осень невинности» (англ. Fall From Innocence)
Аннотация:Много лет назад четверо мальчишек из маленького американского городка отправились в путь на поиски пятого – погибшего. В путь, лежавший через ночь. Через боль. Через страх. В путь, пройдя который, уже не будешь таким, как раньше…
Интересно:Повесть посвящена Джорджу Маклауду — университетсткому приятелю Кинга. Лайза Роугек в своей биографической книге описывает историю конфликта вокруг повести: Маклауд утверждал, что «Тело» берет начало из событий его детства (только в его случае речь шла о мертвой собаке), по которой он сам хотел написать рассказ, но Кинг опередил его. Маклауд не предъявлял обвинения в плагиате, но, когда по книге был снят фильм, потребовал упомянуть себя в титрах и выплатить часть денег. Получив отказ Кинга, он прекратил с ним общение.
В книге — сборнике интервью «Сны писателей» Наоми Ипель Кинг вспоминал реальный эпизод с пиявками из своего детства, который навеял аналогичный эпизод повести. (Круто же!)
В книге В. Эрлихмана «Король Темной Стороны. Стивен Кинг в Америке и в России» упоминается, что Кинг рассказывал и о том, что, когда он был ребенком, соседского мальчика задавил поезд — и из этой трагедии в итоге родился замысел «Тела». Тем не менее Эрлихман считает этот эпизод выдуманным. В целом же Эрлихман не отрицает автобиографических мотивов этой повести, он называет «Тело» реквиемом Кинга по друзьям детства, «из которых в люди выбрался только он один».
Прототипом друга главного героя повести, Криса Чамберса, стал друг детства Кинга, Крис Чесли. Чесли, в отличие от Криса Чамберса, тоже увлекался писательством, а повзрослев, стал рабочим, а не юристом. Как и литературный герой, он погиб молодым, но не в драке, а в автокатастрофе. В 1960 году, когда Кингу и Чесли было около двенадцати лет, они вместе напечатали небольшой сборник одностраничных рассказов под названием «Люди, места и вещи» тиражом менее 12 копий. На восемнадцати страницах буклета юные авторы поместили восемь рассказов Стивена Кинга, девять рассказов Криса Чесли, и один рассказ, написанный в соавторстве. В 1963 году они отпечатали второе издание. Единственный известный сохранившийся экземпляр сборника находится у самого Кинга. В книге Лайзы Роугек упоминается, что дружба Кинга и Чесли окончилась также из-за конфликта — Кинг отказался помогать другу в публикации его взрослых произведений.
Мои отзывы:История четырех друзей. Всего лишь четырех мальчишек, которые хотели увидеть труп заблудившегося в лесу такого же мальчишки. Им предстояло тяжелое путешествие с множеством испытаний, может даже потерь и страхов. Но они не отступили даже тогда, когда их жизням угрожала опасность.
Повесть довольно обычная, в ней нет сверхъестественных явлений, жутких барышень с топорами, либо чего-то подобного. В ней описываются простые вещи вроде братской любви, семейного счастья, дружбы и смелости. Эти вещи так просты в глазах ребенка и так прозрачны, и стоит только вспомнить, как мы ощущали их тогда, во времена беззаботного детства. Эта повесть рассказывает нам не только интересную историю о небывалых детских приключениях, но и помогает вспомнить нам, каким огромным и каким другим нам казался в детстве мир.
Один из главных героев был маленьким писателем. Он сочинял небольшие рассказики. В повести присутствуют два из них. Один я бы хотела оставить здесь, так как ну очень уж он вышел забавным. Иногда мне кажется, что такие вещи смог бы написать только Кинг, вед эта история получилась одновременно веселой, смешной, завораживающей и просто отвратительной! Как такое может быть? А вы просто прочтите ее.
Как ни странно, но в повести довольно много смешных моментов. Я получила небывалое удовольствие читая, как ребята решили искупаться и натолкнулись на пиявок. Я безумно смеялась, хотя это было немного и не приятно. Рассказ "Месть Хогана-Задницы"Рассказ «Месть Хогана-Задницы»
— Только, пожалуйста, без ужасов, — взмолился Верн. — Хватит с меня кошмаров… Хорошо, Горди?
— Там нет никаких ужасов, — успокоил его Крис, — наоборот, это очень веселая история. Немного непристойная, зато веселая… Валяй, Горди, рассказывай. Повесели-ка нас, а то чего-то чересчур мы кислые.
— Это про Ле-Дио? — с надеждой спросил Тедди.
— Какой Ле-Дио, ты, псих ненормальный?! — Крис дал ему легкий подзатыльник. — Это про соревнование по поеданию пирожков.
— Да я ведь не успел еще даже записать эту историю, — начал я упрямиться.
— Плевать, рассказывай давай.
— Что, все хотят слушать?
— Конечно, все, — сказал Тедди. — Рассказывай, кончай ломаться.
— Ну, ладно. Дело происходит в одном городке, разумеется, вымышленном, под названием Гретна, что в штате Мэн.
— Гретна? — заулыбался почему-то Верн. — Что это еще за название? В штате Мэн нет никакой Гретны.
— Заткнись ты, придурок, — оборвал его Крис. — Сказали же тебе, что городок этот вымышленный.
— Так-то оно так, да уж больно идиотское название…
— Да вокруг полным-полно идиотских названий, — вполне резонно возразил Крис. — Как тебе, к примеру, нравится поселок Альфред, или Сако, или взять хотя бы наш родимый Касл-черти-бы-его-побрали-рок… Разве у нас есть скалы, не говоря уже о замках? note 8 Да большинство названий — идиотские, просто мы к ним привыкли и не думаем об этом. Правильно, Горди?
— Безусловно, — ответил я, хотя, честно говоря, подумал, что Верн прав, и Гретна — совершенно идиотское название. Интересно, чего это ради именно оно пришло мне в голову?
— Так или иначе, в этой самой Гретне, как и у нас, в Касл-роке, ежегодно праздновали День первых поселенцев…
— День первых поселенцев — это клево, — опять встрял Верн. — Я грохнул в прошлый раз всю свою заначку за год, но зато уж отвел душу… А этот Билли, сукин сын…
— Да заткнешься ты в конце концов?! — рявкнул Тедди. — Дай Горди рассказать.
— Да, конечно, конечно, — заморгал Верн, — пускай рассказывает.
— Валяй, Горди, — подтолкнул меня Крис.
— История, вообще-то, так себе, — решил я поломаться еще немного.
— А мы другого и не ждем, — утер мне нос Тедди, — но все равно, рассказывай давай.
— Ну, ладно, уговорили. — Я прокашлялся. — Так вот, на вечер у них там были намечены три крупных мероприятия: раздача яичного рулета для самых маленьких, соревнование по бегу в мешках для ребят постарше — восьми-девяти лет, а также этот самый конкурс — кто больше и быстрее всех слопает пирожков. Да, я забыл представить главного героя. Это был жирный чувак, которого никто терпеть не мог, а звали его Дэви Хоган.
— Намек на Чарли Хогена, да? — не выдержал снова Верн, и Крису в очередной раз пришлось дать ему хорошего тумака.
— Был он одного с нами возраста, весил фунтов так сто восемьдесят, а величали его не иначе как Хоган-Задница и шпыняли, кто как только мог.
Физиономии моих слушателей тут же отразили искреннее сочувствие к третируемой всеми Заднице, хотя, уверен, если бы подобный тип вдруг появился в Касл-роке, все мы, в том числе и я, издевались бы над ним до полного беспредела.
— Наконец, Заднице все это надоело, и он решает отомстить своим мучителям. Но каким образом? В День первых поселенцев такая возможность представилась ему в виде конкурса пожирателей пирожков, ведь в этом деле — пожрать — равных ему не было. Кстати, победитель получал приз — пять баксов.
— Все ясно: Задница выигрывает и оставляет всех с носом! — не удержался снова Верн.
— Нет, это гораздо интереснее, — заявил Крис: он знал эту историю. — Замолкни и слушай дальше.
— Ну, что такое пять долларов? — продолжал я. — Деньги эти утекут, как сквозь пальцы, думал Хоган, а через пару недель если кто и вспомнит о его «подвиге», то только затем, чтобы, повстречав его на улице, в очередной раз надавать по шее, да еще обозвать при этом: Задница-пожиратель-пирожков.
Слушатели согласно кивнули: а этот Дэви Хоган вовсе не дурак. Я стал рассказывать дальше:
— Тем временем никто не сомневается, что он выиграет соревнование, даже его собственные родители. Более того, они уже заранее положили глаз на его приз.
— Точно, так всегда и бывает, — согласился Верн.
— Поразмыслив таким образом, он проникается ненавистью ко всей этой затее. В конце концов, необыкновенный аппетит — не его вина, тут все дело в обмене веществ и…
— Ну, конечно, у моего двоюродного брата точно такая штука! — возбужденно вскричал Верн. — Честное слово! Он такой жирный, что весит, наверное, фунтов триста. Говорят, у него что-то не в порядке с хипо… гипофизом, да?.. Не знаю точно, как эта штука называется, но он напоминает мне рождественского индюка, а когда я обозвал его…
— Да замолчишь ты, чудило гороховое?! — заорал на него Крис. — В последний раз тебя предупреждаю, понял?
Он замахнулся на Верна пустой бутылкой из-под «коки».
— Ты что, ты что? — замахал руками Верн. — Больше не буду, честное слово! Валяй, Горди, дальше, история у тебя получилась занятная.
Я ухмыльнулся. По правде говоря, то, что Верн постоянно перебивал рассказ, меня не очень-то и раздражало, но, разумеется, сказать об этом Крису я не мог: он ощущал себя сейчас кем-то вроде охранителя Высокого Искусства.
— Так вот, мысли эти не покидали Дэви Хогана, наверное, целую неделю до начала праздника. Одноклассники беспрестанно тормошили его подначками: ну, что, Задница, сколько пирожков намереваешься сожрать? Десять? А может, двадцать? Неужели восемьдесят?! «Откуда мне знать? — отвечал Хоган. — Мне ведь даже неизвестно, какого они будут размера…» Да, вот еще что: интерес к предстоящему соревнованию подогревался тем, что у Хогана, который в нем по возрасту должен был участвовать впервые, все-таки был соперник — прошлогодний чемпион по имени Билл Трейвис. Так вот, этот самый Трейвис, будучи обжорой, в отличие от Задницы был кожа да кости, и тем не менее год тому назад он проглотил шесть пирогов всего за пять минут.
— Больших пирогов? — уточнил Тедди.
— Ага, больших. А Задница, напоминаю, был самым младшим из участников.
— Я уже начинаю за него болеть! — воскликнул Тедди. — Давай, Задница, покажи им!
— Были же и еще участники, — напомнил Крис.
— Да, разумеется. Кроме Хогана-Задницы и Билла Трейвиса в конкурсе участвовали и взрослые, среди них Кэлвин Спайер, хозяин ювелирной лавки и самый толстый житель городка. Еще был диск-жокей с радиостанции Льюистона, не то что очень жирный, а так, несколько полноватый. Ну и, конечно, директор школы, где учился Хоган. Звали его Губерт Гретна-третий… Красавец-мужчина!
— Гениально! — захлопал Тедди. — Дальше, Горди, давай дальше!
Тут я по-настоящему почувствовал, что все внимание приковано ко мне, что я имею неограниченную власть над слушателями. Закинув пустую бутылку в кусты, я устроился поудобнее. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь монотонным стрекотом цикад.
— Тут он и придумал, как отомстить всем, кто над ним издевался. Идея была просто блестящей… Так вот, конкурс должен был состояться под вечер, непосредственно перед фейерверком. Главная улица Гретны будет закрыта для движения, а в центре ее, перед трибуной с национальным флагом, соберется громадная толпа. Будут там, конечно, и фоторепортеры, чтобы запечатлеть вымазанную брусникой физиономию победителя — организаторы решили, что пироги на этот раз будут брусничными. Да, забыл сказать, что поедать их участники должны со связанными сзади руками. Ну, вот, поднимаются они на трибуну…
16
«Месть Хогана-Задницы», рассказ Гордона Лашанса. Впервые напечатан в марте 1975 г. в журнале «Кэвелер». Публикуется с разрешения издателя.
Они по одному поднялись на трибуну и выстроились позади длинного, напоминающего столярные козлы стола, покрытого льняной скатертью. Заполненный пирогами стол находился у самого края трибуны, а сверху нависала гирлянда стосвечовых лампочек, облепленных мотыльками и ночными бабочками. Гирлянда освещала огромный транспарант с надписью: «ОТКРЫТЫЙ ЧЕМПИОНАТ ГРЕТНЫ ПО ПОЕДАНИЮ ПИРОЖКОВ — 1960!» По обеим сторонам транспаранта были установлены громкоговорители, любезно предоставленные Чаком Деем, владельцем магазина бытовых электроприборов и двоюродным братом нынешнего чемпиона, Билла Трейвиса.
У всех участников рубашки были расстегнуты, а руки связаны сзади, словно перед казнью на гильотине. Мэр Шарбонно объявлял имя каждого через микрофон, а затем повязывал на шею большую белую салфетку-слюнявчик. Кэлвина Спайера встретили довольно жидкими аплодисментами: несмотря на громадное брюхо, напоминающее двадцатигалонную бочку, он, по общему мнению, явно уступал малышу Хогану по прозвищу Задница (впрочем, последний тоже не считался фаворитом, по крайней мере в этом году: слишком еще молод).
Вслед за Спайером мэр представил Боба Кормера, диск-жокея с льюистонского радио. Этого публика встретила теплее, послышались даже визги молоденьких поклонниц Кормера. За ним последовал Джон Уиггинс, директор средней школы Гретны, горячо приветствуемый старшим поколением и гораздо сдержаннее (мягко говоря) младшим. Каким-то образом Уиггинсу удалось одновременно выразить признательность первым и свое «пфе» вторым.
Наконец, мэр Шарбонно объявил:
— А теперь самый молодой и в тоже время многообещающий участник Открытого чемпионата Гретны по поеданию пирогов, на которого мы все возлагаем большие надежды… — Он сделал паузу. — Дэвид Хоган-младший!
Публика взорвалась аплодисментами, а кто-то принялся скандировать: «По-ка-жи им, Зад-ни-ца!»
Кто-то захохотал, кто-то при этом нахмурился (в первую очередь, конечно, мэр — главный блюститель порядка и этических норм), сам же Задница и ухом не повел. На губищах у него блуждала еле уловимая, таинственная ухмылка, в то время как насупившийся мэр повязывал ему салфетку вокруг шеи и убеждал вполголоса не обращать внимания на идиотов, дыша при этом пивным перегаром.
Настоящую же бурю аплодисментов вызвало появление последнего участника, легендарного обжоры Билла Трейвиса. Рост его превышал шесть футов пять дюймов, при этом он был худой как щепка. В поселке любили добродушного, общительного механика с автозаправки «Амоко», что возле железнодорожной станции.
Всем до одного было известно, что чемпионат Гретны по поеданию пирогов значил, по крайней мере для Билла Трейвиса, гораздо больше, нежели возможность получить лишние пять долларов в качестве приза. Были тому две причины. Во-первых, очень многие заезжали на бензоколонку поздравить Билла с победой и заодно заправить бак, так что примерно месяц после соревнования бизнес шел великолепно. Люди пользовались случаем, чтобы не только заправиться, но и сменить масло, накачать шины, купить кое-что из запчастей или же просто попить «кока-колы», пивка или кофейку, болтая с Биллом, пока он осматривал или ремонтировал их тачки. Тем более, что Билл поболтать был всегда не прочь, потому-то его все в Гретне и любили.
Неизвестно, выплачивал ли ему Джерри Мейлинг, хозяин бензоколонки, премии за победу на конкурсе или же ограничивался прибавкой к зарплате. Как бы то ни было, с заработками у Билла Трейвиса было все в порядке: вскоре после своей первой победы он купил прелестный двухэтажный коттедж на Саббатус-роуд, тут же прозванный неким остроумцем «домом, построенным на пирожках». Вероятно, было в этом некоторое преувеличение, но тут мы подходим ко второму обстоятельству, вследствие которого победа на «пирожковом чемпионате» так много значила для Билла Трейвиса.
Для Гретны и окрестностей он был, безусловно, событием номер один: для большинства забавным развлечением, но для многих еще и способом заработать (или же спустить) большие деньги. Дело в том, что на конкурсе существовал своего рода тотализатор, почти как на бегах. Шансы претендентов на победу горячо обсуждались, о каждом из них (главным образом, об их аппетите) наводили справки через родственников и знакомых, «спортивные снаряды» — а они каждый год были разные — имели свою классификацию: так, яблочный пирог считался «тяжелым», а абрикосовый почему-то «легким», хотя съевший три-четыре абрикосовых пирога обрекал себя на несколько дней строгой диеты и бега трусцой. Брусничный пирог, избранный в тот год, слыл «золотой серединой» и, разумеется, игроки заранее старались разузнать, кто из претендентов питает слабость к бруснике, а кто ее терпеть не может.
Наконец, все, какие только можно, сведения о кандидатах были собраны, тщательнейшим образом проанализированы, и ставки сделаны. Точная сумма автору, конечно, неизвестна, но полагаю, что она составила не меньше тысячи. Вам это, может быть, покажется сущим пустяком, но для крошечного городка пятнадцать лет назад это были громадные деньги.
Поскольку соревнование проходило у всех на глазах и было строго ограничено во времени (десять минут), что по идее исключало всякое жульничество, никто не возражал против того, чтобы и сами претенденты делали ставки, конечно, на самих себя. Билл Трейвис так и поступал. Поскольку он в тот год был явным фаворитом, то его шансы оценивались как пять к одному, то есть чтобы выиграть, скажем, полсотни, ему следовало поставить на себя двести пятьдесят. Не очень-то хороший расклад, но такова цена успеха, впрочем, в своей победе он не сомневался. Под гром аплодисментов, сияя белозубой улыбкой, вскочил он на помост, как только мэр объявил в микрофон:
— А теперь несравненный чемпион Гретны, великий Билл Трейвис!!!
— У-у-ух! — в один голос выдохнула публика.
— Сколько на этот раз осилишь, Билл? — кричал кто-то.
— Уж наверняка не меньше десятка, — отвечали ему.
— Эй, Билли, не подведи меня! Я на тебя поставил двадцать баксов!
— Оставь мне хоть кусочек, Билл! Хоть попробовать!
С деланной скромностью кивая и улыбаясь публике, Билл Трейвис позволил мэру повязать себя салфеткой, после чего занял место у правого края стола, там, где во время соревнования будет находиться мэр Шарбонно. Справа налево участники расположились таким образом: Билл Трейвис, Дэвид Хоган-Задница, Боб Кормер, директор школы Джон Уиггинс, Кэлвин Спайер.
Затем мэр Шарбонно представил Сильвию Додж, президента Женского общества Гретны, вероятно, со времен открытия Америки, без которой конкурс пожирателей пирогов был также немыслим, как и без многолетнего чемпиона Билла Трейвиса: она лично инспектировала пекарню и была ответственной за качество каждого пирожка, причем процесс проверки включал и контрольное взвешивание на аптекарских весах.
Сильвия, по-королевски улыбаясь толпе, произнесла краткую речь насчет того, как счастлива она, что столько людей собрались отдать дань памяти первым поселенцам, отцам-основателям нашей великой страны, достойными наследниками и продолжателями дела которых являются республиканцы во главе с мэром Шарбонно («Не забудьте вновь проголосовать за него на предстоящих в ноябре выборах», — призвала она) на местном уровне, а на общенациональном — с Ричардом Никсоном, подхватившим факел свободы из рук «нашего горячо любимого генерала». note 9
После этих слов в громадном брюхе Кэлвина Спайера громко заурчало. Все знали, что Кэлвин был, во-первых, демократом, а во-вторых, католиком, что в глазах Сильвии Додж приравнивалось к смертному греху. Она одновременно смутилась, выдавила жалкую улыбку и покрылась пятнами гнева, после чего обратилась к «присутствующей на этом торжестве нашей славной молодежи» с призывом «достойно нести звездно-полосатый стяг», быть патриотами своей страны и всегда помнить, что курение — мерзкая, вредная привычка, от которой бывает рак. «Славная молодежь», которая какие-нибудь восемь лет спустя проявит свой патриотизм демонстрациями против войны во Вьетнаме, а курить будет в основном не «кэмел» или «мальборо», а марихуану и гашиш, слушала леди Додж без энтузиазма, с нетерпением ожидая начала потехи.
— Меньше слов, больше дела! — выкрикнул кто-то под одобрительные возгласы остальных. — Пора начинать!
Мэр Шарбонно торжественно вручил Сильвии секундомер и полицейский свисток, чтобы подать сигнал по истечении контрольных десяти минут.
— Готовы? — обратился он к претендентам.
Вся пятерка подтвердила готовность номер один.
— Внимание… — разнесся голос мэра по Главной улице. Он поднял коротенькую толстую руку и тут же резко дал отмашку: — НАЧАЛИ!!!
Пять физиономий одновременно склонились к тарелкам. Послышалось громкое чавканье, напоминающее топот сапог по грязи. Болельщики заорали, поддерживая своих любимцев, но уже как только претенденты расправились с первым пирогом, многие начали понимать, что назревает сенсация.
Хоган-Задница, чьи шансы из-за его молодости и неопытности оценивались как один к семи, жрал, будто одержимый, челюсти его с пулеметным треском сокрушали корку (по правилам необходимо было съесть только верхнюю корку, а нижнюю можно оставить), а когда она исчезла у него во чреве, он издал губами гулкий всасывающий звук, словно громадный пылесос, и начинка пирога последовала вслед за коркой. Секунд через пятнадцать он оторвался от тарелки, весь вымазанный брусничной начинкой, тогда как легендарный Билл Трейвис не справился еще и с половиной пирога!
Мэр, обследовав тарелку Хогана, объявил, что она достаточно чиста, и положил второй пирог. Выяснилось, что с первым Задница разделался за сорок две секунды, установив рекорд соревнований за все годы их проведения.
На второй он накинулся с удвоенной яростью. Билл Трейвис, покончив наконец с первым пирогом, обеспокоено поглядывал на неожиданного конкурента. Впоследствии он говорил друзьям, что столь достойный соперник появился у него впервые с 1957 года, когда Джордж Гамаш заглотнул три пирога за четыре минуты, после чего свалился замертво, и его еле откачали. Откуда взялся этот чертов парень, или это, может, и есть черт? При мысли о деньгах, которые он может потерять, в голове у Билла помутилось, и он удвоил усилия.
Но если Трейвис их удвоил, то Задница утроил. Не только скатерть и салфетка, но и лоб и даже волосы его были заляпаны брусничным джемом, создавая впечатление, что он им потеет.
— Готово! — воскликнул он, отваливаясь от тарелки, прежде чем Билл Трейвис успел прогрызть верхнюю корочку.
— Полегче, паренек, полегче, — проговорил ему на ухо Шарбонно: он сам поставил десять долларов на Билла Трейвиса. — С таким темпом как бы тебе не стало плохо.
Задница его как будто и не слушал, вгрызаясь в третий пирог. Челюсти его работали, как мясорубка. И тут…
И тут я должен прервать свой рассказ, чтобы поведать об одной немаловажной детали. В аптечке Хоганов имелась некая бутылочка, на три четверти наполненная жидкостью противного желтого цвета, быть может, самой гадостной, которая только существует на земле: касторовым маслом. Так вот, теперь бутылочка была пуста. Дэви-Задница, предвкушая сладостную месть, вылакал эту мерзость до последней капли и даже облизал горлышко.
Доканчивая третий пирог (Кэлвин Спайер, явный аутсайдер, еще не справился и с первым), Задница прибег к заранее продуманному трюку. Вместо пирогов он представил жирных, вонючих крыс со вспоротыми животами, а вместо брусничного джема — вываливающиеся из крысиных животов тухлые внутренности…
Тем временем с третьим пирогом было покончено, и он принялся за четвертый, опережая легендарного Билла Трейвиса на целый пирог. Толпа, всегда падкая на сенсацию, уже неистово поддерживала без пяти минут нового чемпиона.
Однако становиться чемпионом Задница не имел ни желания ни сил: он уже выдохся, и не смог бы продолжать в таком темпе, даже если бы ставкой была его собственная жизнь. К тому же, победа была для него равносильна поражению: не победы он жаждал, но мести. Касторка уже начала бунтовать у него в желудке, рот открывался и закрывался, как у вытащенной на берег рыбы. Он потребовал пятый пирог, который должен был стать последним, и, уронив голову, вгрызся в корку, после чего принялся всасывать в себя брусничный джем. В желудке громко забурчало: час страшной мести наступил.
Переполненный сверх всякой меры желудок Хогана, наконец, восстал. Задница поднял голову, повернулся к Биллу Трейвису и открыл рот, щерясь зубами, синими от брусники.
Содержимое его желудка выплеснулось неудержимым желто-голубым фонтаном, обдавая несчастного Трейвиса, который успел лишь издать нечленораздельный звук. Дамы в испуге завизжали, а Кэлвин Спайер с расширенными от ужаса глазами перегнулся через стол и блеванул прямо на прическу Маргерит Шарбонно, супруги мэра. Та с воплем принялась ощупывать волосы, покрытые жуткой смесью из брусники, вареных бобов и частично переваренных гамбургеров (последние два блюда были ужином Кэла Спайера), затем обернулась к своей лучшей подруге, Марии Лейвин, и тут же ее вытошнило на ее замшевый жакет.
Дальнейшие события произошли практически одновременно.
Билл Трейвис обдал мощной струей рвоты два первых ряда зрителей. При этом на лице его было такое выражение, как будто он никак не мог поверить, что все это — не сон.
Джон Уиггинс, директор средней школы Гретны, раскрыл рот и, будучи воспитанным человеком, сделал это в собственную тарелку.
Мэр Шарбонно, внезапно обнаружив себя председательствующим сборищем холерных больных вместо вполне достойного мероприятия, собирался уже объявить чемпионат прерванным по техническим причинам, но вместо этого лишь испачкал микрофон.
— Господи, спаси и сохрани! — взмолилась Сильвия Додж, после чего ее довольно скромный ужин — устрицы с лимоном, салат из шинкованной капусты, кукурузные хлопья с сахаром и маслом, а также кусочек шоколадного пирожного — нашел запасный выход и смачно растекся по мэрскому смокингу.
Хоган-Задница переживал свой звездный час, стоя на импровизированной сцене и, с улыбкой до ушей, раскланиваясь перед публикой. Блевотина покрыла все вокруг. Рвало всех без исключения. Какого-то парня в джинсах вытошнило прямо на пробегавшего мимо, совершенно ошалевшего пекинеса, и бедная псина чуть не захлебнулась. Миссис Брокуэй, супруга пастора методистской церкви, испустила долгий стон, за которым последовали остатки ростбифа, жареного картофеля и яблочного мусса. Последний, впрочем, был вполне готов к повторному употреблению. Джерри Мейлинг, явившийся понаблюдать за новым триумфом своего механика, решил убраться подобру-поздорову из этого дурдома, но не успел он отбежать и пятнадцати ярдов, как поскользнулся и плюхнулся в теплую, вонючую лужу, после чего сдержаться уже не мог. Ему оставалось лишь поблагодарить Бога за то, что надоумил его надеть в тот вечер рабочий комбинезон. Мисс Норман, учительницу английского и латыни, стошнило в собственный кошелек, достаточно объемный, чтобы принять в себя хозяйский ужин. Ну, и так далее…
Хоган-Задница наблюдал за этим пандемониумом с чувством глубокого удовлетворения и законной гордости. Никогда ему еще не было так хорошо, так покойно на душе… Он взял из дрожащей руки мэра Шарбонно микрофон, обтер его салфеткой и проговорил…